Дом-легенда: вилла E-1027 Эйлин Грей
Будучи в здравом уме, трезвой памяти и 98-летнем возрасте, Эйлин Грей незадолго до смерти сожгла все свои письма и фотографии. Увидеть ее можно теперь только на считаных фото, что успели при ее жизни попасть в какой-нибудь журнал. Грей, очевидно, рассчитывала, что вряд ли кто туда полезет. Снимков всего два-три: Эйлин Грей не особо интересовала мир, хотя и работала, не останавливаясь, всю свою некороткую жизнь. Теперь, на склоне лет, она твердо знала, что забыта.
Дворовый фасад виллы незадолго до реставрации, предпринятой на средства благотворительного фонда в 2001 году.
Ее лица нет и на групповых фото архитектурных сборищ. На любительских снимках вечеринок, которые проходили в ее собственном доме, ее тоже нет: можно подумать, что именно Эйлин всегда держала фотоаппарат. Немногие мемуаристы, впрочем, утверждают, что к гостям она и не спускалась. Нелюдимая, необщительная женщина с черными бровями, очень английским профилем и по-английски хорошим цветом лица, Эйлин Грей сделала все, чтобы мир, почти полвека копируя ее столик Е-1027, ее кресло Transat, ее двойное зеркало Miroir Satellite, ее шкафы со складными створками и ее полки из прозрачного стекла, так и не задался вопросом истинного авторства этих вещей, а построенную Эйлин виллу Е-1027 приписал и вовсе Ле Корбюзье.
Эйлин Грей родилась в 1878 году в Ирландии. В 1902 году приехала в Париж. Сначала училась живописи, потом занялась мебельным дизайном (в 1910-х у нее даже была в Париже своя галерея). Виллу Е-1027 Эйлин Грей построила в подарок любовнику, архитектору и журналисту Жану Бадовичи, в 1929 году. Грей прожила здесь до 1932 года, а потом рассталась с Бадовичи и построила себе по соседству еще один дом — правда, не столь эффектный.
Она начала заниматься архитектурой поздно – в 46 лет. Или – слишком рано: в 1902 году, в 24 года, Эйлин приехала в Париж учиться живописи. Нормальное занятие для нормальной девушки из хорошего дома. Тусовочный город, веселое время, “творческая профессия” – все данные, чтобы эту девушку забыли, не успев различить в тысяче таких же богатых бездельниц. Но она бросила акварельки и стала делать мебель, а вот это было уже довольно скандально: неженственно. Неизвестно, как реагировала семья, но Эйлин имела успех. К тому же она делала лакированную мебель – родственники могли бы поселить такую и у себя дома.
Внешний вид виллы Е-1027 сразу по окончании строительства, в 1930 году.
В 1920-м все изменилось – опять со скандалом. Эйлин связалась с человеком почти вдвое моложе, эмигрантом из Бухареста. Вряд ли лондонские родственники Эйлин понимали, что в Париже начала 1920-х такой шантрапы, как Жан Бадовичи, было пруд пруди – не встретиться им было невозможно. Но история вышла некрасивая: парень вертел пожилой возлюбленной как хотел. Бадовичи молод, болтается с такими же отморозками из мира искусств. И она не отставала – в 1925-м, за три года до прославленного Корбюзье, начала делать мебель из хромированных трубок, “мебель для бедных”, как фыркали критики. Бадовичи – архитектор. И она пустилась строить: без опыта и образования, но сразу дом. Просто Бадовичи ей сказал что-то вроде: “О, детка, отличные ты делаешь вещи, почему бы не построить для них дом?” Возможно, он намекал на жилплощадь. Она купила участок земли в Рокбрюн-Кап-Мартен (над Средиземным морем) и взялась строить. Эйлин помогали двое рабочих. “Месье Бадовичи редко приходил к нам”, – корректно пояснил один из них. Втроем управились за три года. Неопытная Эйлин купила неудачный участок и теперь проводила время в сложных тектонических расчетах. Выверяла направление ветра. Подбирала белый оттенок стен в соответствии с динамикой солнечного освещения. Катала тачки с песком. И, как пишет ее поздний биограф, “даже через сорок лет не могла забыть, какая усталость ее переполняла и как одиноко ей было”. Она же утверждала, что это любовь, и заносила в записную книжку сентиментальную банальность, казавшуюся ей тогда остро подмеченной и свежей: “Как и музыка, работа имеет смысл тогда, когда ее свидетелем является любовь”. Грустная история восхищения другим человеком.
Эйлин Грей построила виллу Е-1027 в 1929 году. В 1930-х, когда Грей уже давно здесь не жила, ее старый друг, Ле Корбюзье, расписал несколько стен своей живописью. Грей была оскорблена этим поступком — она справедливо полагала, что Корбюзье завидует ее произведению.
Вилла была сделана из неожиданного по тем временам железобетона и названа в духе какого-нибудь бронепоезда: Е 1027. На самом деле здесь зашифрована очередная сентиментальная чушь. Е – ясное дело, Eileen. 10 – номер в алфавите буквы J: это Jean. 2 – соответственно В: Badovici. Ну и 7 – G: Gray. Дом вместе с участком земли и всем содержимым она подарила Бадовичи. При этом “Эйлин не были свойственны широкие жесты – ни в личной жизни, ни в работе”, – уверял все тот же биограф. Решительно непонятно, что он имел в виду.
Так выглядела гостиная виллы Е-1027 в 1930-х. У стены — кресло Transat, еще один предмет мебели, созданный специально для этого дома.
Дом стоял на отшибе от других вилл Ривьеры. Соседям, людям простым, в целом понравился: он их ужасно смешил. Он был похож на небольшой океанский лайнер; с флагштоком на крыше, шезлонгами на террасе-палубе и спасательным кругом на балюстраде. Внутрь их, конечно, никто бы не пустил, а то они повеселились бы еще, увидев навигационную карту в гостиной (вместо живописи), кожаные кресла в виде шезлонгов (те самые легендарные Transat) и массу прочих вещей, удивительных среднему уму. Богатые в то время строили виллы в псевдоитальянском или провансальском стиле – к ним подошла бы лакированная мебель из прошлой жизни Эйлин.
Роспись Ле Корбюзье в гостиной виллы. Знаменитый архитектор как будто помешался на доме Грей и несколько раз пытался купить его. Это не удалось, он поселился рядом. В 1965-м Корбюзье утонул, плавая в море напротив Е-1027.
В доме-корабле Эйлин тоже все сделала сама – от расчески до дивана. Вложив в каждую вещицу чисто британские эксцентричность и практицизм. Вместо воды в бассейн была навалена куча песка. “К воде слетаются комары, – поясняла Эйлин, – а песок днем остается прохладным, вечером сохраняя тепло”. Маленькие столики с деревянным стуком набирались, как костяшки, на большую доску: высота регулировалась под рост сидящего. Письменный уголок, описав полукруг, превращался в обеденный стол. Столы ездили по рельсам, полки поворачивались на петлях, табуретки превращались в лестницы, шкафы выдвигались из стен. Один из гостей после попытки усесться на ускользающую по рельсам табуретку сказал, что это “механический балет” какой-то. Теоретически в Е-1027 были гостиная, две спальни, кухня и две комнаты для прислуги. Фактически планировка комнат менялась с помощью ширм и зеркал (в относительном покое жила только прислуга).
Комод с выдвижными ящиками Эйлин Грей спроектировала для интерьеров Е-1027.
Про дом много писали в начале 1930-х. Бадовичи посвятил ему спецвыпуск своего журнала L’Architecture Vivante, – такой чести удостаивались только Корбюзье и Пьер Жаннере. Но на архитектурный конгресс в 1933-м Эйлин не пригласили – ее не спешили принимать в профессиональный круг. Вскоре отношения с Бадовичи распались. Эйлин не драматизировала, прекрасно понимая простую арифметику: ей было за пятьдесят, а Бадовичи – тридцать семь. Она просто собрала чемоданы. Несмотря на разницу в возрасте, Бадовичи умер раньше. Без завещания, потому своего дома Эйлин больше не видела – ей даже не позволили взять что-нибудь из мебели.
Завтрак на террасе сервировали на столике, придуманном Эйлин Грей (фото 1930-х годов).
В дом она не рвалась не только из-за бывшего любовника. В середине 1930-х Ле Корбюзье вдруг схватился за кисти и краски. Жертвами странного увлечения стали друзья – он потребовал на откуп пустые стены их жилищ. А в 1938 году добрался до Бадовичи и Е-1027: восемь стен дома были покрыты цветными росписями. Эйлин не простила этого ни коллеге, ни любовнику. Фрески плохие – “общие места” модернистской живописи. Но Эйлин придиралась не к качеству – она правильно догадалась, что Ле Корбюзье объявил ей тихую войну. Видел конкурентку? Был раздражен тем, что первый большой дом построил лишь лет через десять после Е-1027 и в Москве – а там кто увидит? А эта богатая бездельница, видите ли, “могла себе позволить”. За следующие 15 лет пространство вокруг Е-1027 заполнили его собственные постройки – он уже стал мегазвездой. Еще позже все это превратилось в мемориал Корбюзье. А вилла Е-1027 переходила от одного случайного хозяина к другому, а потом и вовсе осталась пустой – последнего владельца прямо в доме зарезали слуги.
Кафе «Морская звезда». Вилла Е-1027 много лет стояла пустая. В конце 1990-х группа добровольцев во главе с архитектором Ренальдом Баррэ придала ей жилой вид “подручными средствами” — мебели Грей в доме не осталось.
В архитектурных журналах последних лет виллу Е 1027 фотографировали в хитрых ракурсах – сверху, заглядывая откуда-то из-под локтя, косо глядя в сторону. Потому что только так она выглядит почтенно – достойной своей легенды. Если сфотографировать ее фасад прямо, будут видны трещины на стенах, желтые пятна старости, рассохшиеся рамы и разбитые окна, наспех заклеенные кусками полиэтилена. Вилла Е-1027 похожа на состарившуюся в одиночестве актрису, в лицо которой теперь стараются не заглядывать, чтобы не компрометировать воспоминания и миф. Да разве и есть, по правде говоря, что-то общее между этой человеческой развалиной и былой звездой? Только имя.
Роспись Корбюзье в кухне кафе «Морская звезда».
Не умея общаться и налаживать связи, Эйлин выскользнула из архитектурного сообщества. Не попала и в историю архитектуры – в удовлетворении тщеславия ей было отказано. Она продолжала работать, но вещи делала всего в нескольких экземплярах. Прожила очень долго. Издевательски долго – если учесть масштабы катастрофы ее жизни. В своей квартире в Париже она жила одна. После Бадовичи – ни романов, ни увлечений. На кладбище Пер-Лашез ее гроб проводили три человека.
Знаменитый столик из стальных трубок — лишь одна из вещей, которые Эйлин Грей спроектировала для виллы Е-1027.
Но все же ее история чудесна. Достаточно одного толчка – и факты, не меняя порядка, выстроятся в совсем другой сюжет. И что мы увидим? Девушку из очень хорошей английской семьи. К 24 годам она могла бы уже достичь своего английского счастья – с мужем, овсянкой и тихой скукой. Но она резко изменила свою жизнь как минимум четыре раза – кто решится хоть на один? Первый раз – уехала в Париж. Второй – бросила живопись. Третий – бросила лаковую мебель. Четвертый – бросила Бадовичи. Не будем преувеличивать роль героя – возможно, байку про совет “заняться архитектурой” придумал он сам. Отважный, очень чувственный и театральный минимализм виллы Е-1027 со всем ее содержимым был подготовлен в 1925-м той самой хромированной “мебелью для бедных”. Тихая мазохистка, которой вертели мужики? Помилуйте: фанатичка, которая умела зациклиться на идее (впрочем, и на человеке). Недаром свою мебель она делала сама и, взявшись за Е-1027, не сочла нужным менять рукотворный характер отношений со своим произведением, даже если это был теперь не стул, а дом. Это все то же маниакальное желание контролировать художественное пространство.
Подарила дом жиголо? Просто процесс интересовал ее гораздо больше, чем результат. Проблемы с общением? Она просто любила одиночество. Ле Корбюзье? “Я рад возможности рассказать Вам, что в немногие дни, которые я провожу в этом доме, я научился ценить редкий гений, который разграничил внутреннее и внешнее; редкий гений, который придал современной мебели и сооружениям такую возвышенную, чарующую и оригинальную форму”, – написано в 1937 году. И это письмо было единственным, которое Эйлин не бросила в камин, разбирая свой архив.
На стене крытой галереи на первом этаже — еще один рисунок Ле Корбюзье.
Провал? Но в начале 1960-х годов ее мебель потащили на аукционы, и одна лишь именная ширма была продана в Нью-Йорке за полтора миллиона долларов. А саму Эйлин не видели на вернисажах просто потому, что она предпочитала приходить инкогнито – вместе с толпой обычных посетителей. По всем статьям эта жизнь должна была кончиться так: нищета, алкоголизм одинокой женщины, угасание в доме престарелых, быт отомстил богеме. А кончилась – в Париже, в роскошной квартире, в окружении собственных произведений, надежно укрытая английским титулом и английским же финансовым благополучием. Вероятно, величайшим счастьем Эйлин Грей было то, что работа и творчество всегда оставались для нее хобби, хобби англичанки из хорошей семьи. Свою жизнь она прожила так, как это ее устраивало. Делала, что хотела. И все успела. А свои фотографии и письма сожгла потому, что ей было решительно все равно, что об этой жизни подумают.
Вид на виллу Е-1027 со стороны Средиземного моря (1930-е годы).
Текст: Юлия Яковлева. Источник: admagazine.ru
